Интервью с исполнительным директором Лесопромышленной конфедерации Северо-Запада Денисом Соколовым

Последний год стал рекордным по объявленным инвестиционным проектам в области лесопромышленного сектора. Учитывая, что отрасль является одной из самых капиталоемких, заявленные инвестиции измеряются миллиардами евро. О том, каковы шансы заявленных проектов дожить до реализации, какую роль должна играть Россия на мировых рынках, и об основных проблемах развития отрасли корреспонденту РБК daily Маргарите Рахновой рассказал исполнительный директор Лесопромышленной конфедерации Северо-Запада России Денис Соколов.

— Как вы оцениваете ту роль, которую государство играет в развитии отрасли?

— Государство передало управление всеми лесами на региональный уровень, и его роль в отрасли сегодня убывает. Считается, что оно выполнило свою задачу: разработало Лесной кодекс, федеральные законы к нему, ввело заградительные пошлины, которые должны создать почву для инвестиций, составило список приоритетных проектов. И при этом считается, что на этом его функции заканчиваются. Сейчас у нас столько правительственных организаций, отвечающих за лесной сектор, что даже непонятно, кто за что отвечает: есть профильное подразделение Министерства сельского хозяйства, Федеральное агентство лесного хозяйства, департамент легкой и лесной промышленности в Министерстве промышленности и торговли, Совет по развитию лесопромышленного комплекса при первом вице-премьере Викторе Зубкове и пр. Когда все занимаются всем, четких обязанностей ни у кого нет.

— То есть статус приоритетного проекта больше никто не получит?

— Их и так уже около 300. Весь лес уже роздан. Поэтому для новых проектов надо будет уже отнимать у других. Только проектов новых целлюлозно-бумажных комбинатов (ЦБК) у нас 29. Если все они будут реализованы, мы перекроем мировое потребление бумаги в четыре раза. Или взять, например, такой материал для деревянного домостроения, как OSB-плиты. Только в одной из областей Северо-Запада запланировано проектов на производство 950 тыс. куб. м OSB, при этом внутреннее потребление России сейчас составляет 150 тыс. куб. м. Возможно, к тому моменту, как все это будет построено, потребление будет составлять 300 тыс., но это будет все равно в три раза меньше, чем объем мощностей только в одной области, уже не говоря о всей России.

— А каковы возможности экспорта?

— Наша продукция чаще всего оказывается дороже зарубежной. То, что у нас дешевый лес, заблуждение. У нас его действительно много, но он делится на доступный и недоступный. Как раз доступного леса у нас осталось немного, а чтобы добраться до недоступного, нужны большие инвестиции. Кроме того, большинство предпринимателей, реализующих приоритетные проекты, не думает о том, чтобы создавать конкурентоспособную продукцию. Ни в один из их инвестпроектов не включены расходы на маркетинг и продвижение. Считается, что главное — построить, а там все будет хорошо. Плюс нет никакого участия государства в виде строительства дорог, инфраструктуры и пр. В итоге складывается ситуация, когда, например, создание одного из ЦБК стоит 1,2 млрд евро, но для реализации проекта необходимы 700 км дорог стоимостью 10 млн руб. за км, мост через реку — еще около 20 млрд руб. и две электростанции. И это все не считая социальной сферы: школ, больниц, жилья и пр. В итоге складывается ситуация, когда на рубль, вложенный инвестором, государство должно потратить три. А оно на эти расходы идти не готово.

— По вашим прогнозам, сколько из заявленных проектов новых ЦБК будет реализовано?

— В лучшем случае единицы. Новые ЦБК в России пока строить нецелесообразно ни экономически, ни экологически, ни социально. Думаю, что многие проекты пиарятся для того, чтобы получить статус приоритетного, что дает доступ к лесу без аукциона и за 50% стоимости. Мировые исследования говорят о том, что центр целлюлозно-бумажной промышленности перемещается в южнотропическую часть, там сейчас очень большая инвестиционная активность. Дело в том, что, по оценкам специалистов, для ЦБК в Бразилии достаточно 100 тыс. га леса, в Скандинавии — 700 тыс. га, а в России — 5 млн га.

— Разница с Бразилией понятна, а чем объясняется такой отрыв от Скандинавии?

— У нас прирост древесины меньше. Кроме того, за рубежом развито интенсивное ведение лесного хозяйства и с одной площади получают больше древесины. Очень много где идет замена пород (по разным причинам, в том числе из-за того, что долгое время не делались посадки), в итоге преобладают лиственные, которые у нас почти не используются. Из-за дорог у нас совершенно другие нагрузки на транспорт — у них все можно большегрузными автомобилями возить по 60 куб. м за раз, у нас «КамАЗы» возят по 15 куб. м, очень дорогие железнодорожные тарифы и пр. Про электричество я вообще молчу: в один из лесоперерабатывающих заводов в Ленобласти было вложено около 4 млн долл., а только за разрешение на подключение к электроэнергии у них официально запросили 1 млн долл. В итоге завод уже год стоит. И такие примеры не редкость.

— Как вы отнеслись к идее полного запрета экспорта?

— Я не слышал ни разу ни от одного из чиновников фразы: «А почему бы нам не запретить экспорт нефти? Намного выгоднее для бюджета, если мы будем продавать не нефть, а конечный продукт. Давайте застроим всю страну НПЗ и будем производить бензин, мазут, солярку и продавать за границу продукт глубокой переработки». Никто же этого не говорит. Мировой опыт показывает, что заградительные пошлины на лес ни к чему хорошему не приводили. Например, такая страна, как Канада, не брезгует продавать и круглый лес, и продукты глубокой переработки. Россия поставляла около 50 млн куб. м из 180 производимых, и мощностей для их переработки у нас нет. Девать этот лес будет некуда. При этом средства от их продажи и поступления от пошлин шли не в Москву, а в регионы. Кроме того, в случае полного запрета на вывоз будет потеряно несколько десятков тысяч рабочих мест. На первом этапе запрет будет выгоден для ЦБК, но потом произойдет отток мелких и средних игроков рынка, заготовка упадет и лесоперерабатывающая отрасль столкнется с нехваткой сырья. Полный запрет экспорта круглого леса возможен только после строительства мощностей.

— Насколько сегодня рентабельна лесозаготовка?

— Она близка к убыточности. Вертикально интегрированные холдинги, чья прибыль строится на продаже конечного продукта, диктуют цены, покупают у сторонних организаций лес по тем же ценам, что и у своих лесхозов. Но их лесозаготовительные предприятия гораздо эффективнее, так как они могут себе позволить покупать дорогостоящую технику. За рубежом ситуация иная — там каждый занимается своим делом и развиваются горизонтально интегрированные корпорации.

— Существует ли вероятность того, что Россия из экспортера превратится в импортера леса?

— Существует, потому что у нас очень много недоступного леса. Я помню, что один из крупных ЦБК уже сталкивался с нехваткой сырья и переходил на чилийскую целлюлозу. И никакого экономического ущерба им это не принесло. Сейчас ситуация с пошлинами оказалась очень выгодна Канаде, которая уже предложила неплохие условия нашим основным зарубежным рынкам — Скандинавии и Китаю.

— Какой путь развития для российской лесной отрасли может стать приоритетным?

— Переход на интенсивное ведение лесного хозяйства выведет отрасль из кризиса. В ближайшее время мы вырубим все доступные леса, и без строительства дорог двигаться дальше нам будет некуда. Сравните: на строительство лесных дорог в следующем году планируется выделить около 1 млрд руб., при этом 1 км Кольцевой автодороги стоит, согласно озвученным данным, около 1 млрд руб. То есть на все лесные дороги в России будет потрачено столько же, сколько стоит 1 км КАД. В итоге вполне может сложиться ситуация: к примеру, для предприятий в Архангельской области будет закупаться сырье из Европы, так как благодаря порту оно будет обходиться дешевле, чем местное.

— Как в отрасли обстоит ситуация с кадрами?

— Этот вопрос остается одним из самых больных. Уже существует большая нехватка специалистов, и скоро мы будем вынуждены обращаться за кадрами или к Западу, или к Востоку. Сегодня около 70% всех мировых специалистов проходят обучение в Финляндии. У нас же престижность профессии упала и в отрасль приходят или от безысходности, или из семейных династий. Нового притока практически нет. Но самое печальное, что нехватка квалифицированных кадров ощущается и на самых высоких уровнях, даже среди чиновников, отвечающих за лесной сектор, очень мало специалистов с профильным образованием.

Газета «РБК daily» (rbcdaily.ru) от 06.10.2008